Читать книгу - "Гранатовое зернышко  - Мария Акулова"

Синяки и ссадины потихоньку сходили. Возвращались силы. Спать хотелось меньше, больше хотелось работать.

На исходе второй недели пребывания у Мира дома Амина начала порываться вернуться в свою квартиру. Теперь пустую и холодную, но свою. Перебраться к нему для Краевской было сродни полной капитуляции. А она не готова была капитулировать.

Дамир, конечно же, был против.

– Зачем? Ты все равно здесь проводишь времени больше, чем там. Да и из Бабочки бы сразу ехали сюда, это же экономия времени, Амина.

– Затем. А будешь много выступать – первый аргумент отпадет сам собой, – Амина ответила, глядя на мужчину прямо, вздернув бровь. Вот ведь бесовка. Вбила себе в голову и все – не переубедишь.

Обсуждали они этот вопрос долго. В какой-то мере мучительно. Даже ругались немного. Но победительницей вышла все равно Амина.

Поэтому-то в один из свободных вечеров Дамир сидел на кровати, всем своим видом выражая недовольство и абсолютную неготовность ударить палец о палец ради помощи, Амина же порхала по квартире – собирая привезенные раньше вещи.

– Ты вообще сюда возвращаться не планируешь, да? – собиралась так, будто действительно боялась что-то забыть, а потом уже никак не смогла бы вернуть. Мира это бесило. Бесила та легкость и воодушевленность, с которой Краевская носилась по квартире. Хотелось схватить ее в охапку, сначала по мягкому месту надавать, а потом к кровати за ногу пристегнуть, на свое место посадить и уже самому заняться сумкой. Только не сборами – а наоборот. Так же радостно, как она сейчас ее пакует, по одной доставать оттуда вещи и с улыбкой на лице разбрасывать их по квартире. Что-то подсказывало Миру, что Амина тогда сидела бы на его месте с таким же выражением на личике, как у него сейчас.

– Я оставляю зубную щетку. Не начинай… – Амина отмахнулась, остановилась посреди комнаты, оглядывая ее. Вроде бы все взяла. Это хорошо. В размышлениях Мира все же была доля правды. Может, завтра сюда она и вернется, но рано или поздно наступит момент, когда уже нет. Момент этот и без того будет трагичным. Для обоих. Поэтому к нему нужно быть всегда готовой. И готовым тоже. – Я все, – вроде бы все взяла, ничего не забыла. Можно с вещами на выход…

Амина застегнула сумку, глянула на злющего Мира.

– Ты меня проведешь или как? – он так насупил брови и надул губы, что Амина прямо не знала – плакать или смеяться. Выглядела его обида безумно искренней и глубокой.

– Зараза ты, Амина. Бессовестная. – Выразив свое недовольство, Мир все же встал, подошел к сумке, взял ее в руки, а потом отвесил заразе хлесткий шлепок по попе. Хоть немного душу отвел.

– А ты членовредитель, – Амина же ответила, потерев пострадавшее от шлепка место, а потом повернулась к Миру, обнимая же шею и целуя. – Спасибо.

Понимала, что поступает по отношению к нему очень некрасиво и нечестно. Чувствовала свою вину. А еще прекрасно знала – он имеет право реагировать куда более жестко. Имеет право ставить ультиматумы. Имеет право порвать первым, ведь ее поведение не лезет ни в какие ворота. Но он почему-то каждый раз находит в себе силы, мудрость и терпение на то, чтобы позволять ей творить то, чего требует ее потерявшая всякие ориентиры душа.

Ее штормило не на шутку. И она абсолютно не знала, куда ее повернет уже завтра. Не знала, как отреагирует, стоит Миру начать давить сильнее. Не знала, как жить.

Дамир все это понимал. Поэтому-то и подстраивался под нее. Уступал, хотя все его нутро протестовало. Ему-то виделся прямой и просто путь – он, она, они, вместе, рядом, всегда. Ссорятся и мирятся. Ласкаются и бьют посуду. Работают, спят, едят, живут, дышат. Все это очевидно и элементарно. Для него. Но, к сожалению, не для нее.

Людмила просила не давить на Амину. Он пытался, как мог.

Поэтому-то и позволял сейчас уехать.

– Идем, – забросив сумку на плечо, а другой рукой сжав Аминину ладонь, Мир направился к двери.

***

Во дворе было уже темно, но до сих пор душновато. Такая жаркая погода не мотивировала людей на поздние вечерние прогулки – Амина с Миром вышли в пустой двор.

Еще от двери парадной Мир клацнул ключом сигнализации, на что машина отреагировала, радостно мигнув фарами.

– И дался тебе это переезд посреди ночи… – а потом продолжил бурчать, даже уже не глядя на Амину. Какой смысл? Ее все равно не пронять. Как бы ни хотелось.

– Бабаев… – Амине же и ответить-то толком нечего было.

– Что «Бабаев»? – Мир успел уже подойти к машине, открыть багажник, забросить в него сумку, а потом развернулся к девушке.

– Не смотри на меня так, – и одного его взгляда – такого беззащитного, в котором явно читалось – он любит, а вот она заставляет его страдать – было достаточно, чтобы сердце Амины дрогнуло. И сердце, и руки, и решительность…

Взгляд любящего мужчины – ни с чем не спутаешь. В нем не прочтешь готовность сворачивать горы, в нем нет страстной жадности, в нем нет превосходства, там другое – там полная беспомощность и беззащитность. Когда смотришь в глаза любящего тебя мужчины – понимаешь, что он полностью в твоей власти. И каждый твой ответ на важный для него вопрос – это либо казнь, либо помилование.

К сожалению, Миру от Амины чаще всего доставались именно казни…

Но сегодня был шанс получить хоть одно, хоть маленькое помилование. Сердце Краевской на самом деле дрогнуло – захотелось забрать сумку из багажника, а потом молча вернуться в его квартиру. Пусть не навсегда, пусть даже не разбирая потом вещи, но хотя бы сегодня не вгонять очередной нож по самую рукоять в то сердце, которое так искренне и так сильно ее любит…

– Хорошо, – и она даже руку протянула, чтобы именно так и сделать, вот только…

– Салам… – что Амина, что Мир вздрогнули, разрывая зрительный контакт и резко разворачиваясь в ту сторону, откуда прозвучало приветствие.

***

– Тебе тут не рады, Шахин.

Он вышел из тени находившегося тут же, во дворе, дерева. Что Амина, что Мир понятия не имели – как давно он там стоял и что слышал. Но отреагировали на его появление они приблизительно одинаково – у обоих сжались кулаки и челюсти, обоим захотелось закрыть другого, а потом в очередной раз выгнать его из собственной жизни вроде как навсегда, но, скорей всего, ненадолго.